«Есть такая профессия»: Светлана Ларина о смерти военкора из «Известий» и опасной войне на информационном поле

«Мы выжили, но цена была слишком высока»: редактор «Блокнот Донецк» и известный в Волгодонске журналист Светлана Ларина в откровенном интервью «Блокноту» подробно рассказала о том, что произошло в тот роковой день, когда в машину СМИ врезался вражеский беспилотник, и о павшем на информационном фронте друге - журналисте «Известий» Александре Мартемьянове.

Пока наши военные в зоне СВО, рискуя жизнью, отстаивают интересы страны и приближают победу, военкоры и журналисты, также рискуя собой, каждый день выходят на информационный фронт бороться за правду. 4 января 2025 года редактор «Блокнот Донецк» Светлана Ларина, вместе с коллегами, попала под атаку беспилотного летательного аппарата ВСУ на трассе между Горловкой и Донецком. В результате трагедии погиб ее коллега — корреспондент «Известий» Александр Мартемьянов, волгодончанка Светлана Ларина и другие журналисты получили осколочные ранения и контузию. В откровенном интервью из Волновахской больницы, где сейчас Светлана лежит с контузией, она подробно рассказала, что произошло в тот страшный день, о том, как узнала, что погиб сидящий в машине перед ней друг и коллега, о своих чувствах, о работе в условиях войны и о том, как она справляется с травмами и потерей.

- Меня зовут Светлана Ларина, я редактор «Блокнот Донецк». 4 января 2025 года я вместе с коллегами — военным корреспондентом Изабеллой Либерман и журналистами «РИА Новости» и «Известий» — возвращалась из Горловки в Донецк, находящийся в Донецкой Народной Республике. На нашем пути мы попали под атаку дрона ВСУ. В результате этой атаки погиб наш коллега из «Известий» Александр Мартемьянов. Мы получили осколочные ранения, контузию и акубаротравму. У меня были ушибы обеих ног, так как мне пришлось выпрыгивать из машины на ходу, и гематома на голове. В настоящее время я нахожусь в Волновахе и прохожу лечение в больнице, - начала свой рассказ Светлана Ларина.

«В ту секунду, когда дрон ударил, я увидела яркую шарообразную вспышку»

Светлана, расскажи, что ты чувствовала, когда поняла, что попала под атаку? Какие мысли приходили в голову в тот момент?

Во время атаки дрона я сидела на заднем пассажирском сиденье с правой стороны, прямо за погибшим коллегой Александром. Я внимательно смотрела в телефон, пыталась поймать интернет, чтобы узнать обстановку в Горловке, на трассе и в Донецке. В какой-то момент, когда дрон уже ударил по автомобилю, я подняла глаза и увидела яркую шарообразную вспышку в салоне автомобиля. Громкого взрыва не было - мы сразу же оказались оглушены. Мы услышали взрыв, но он не был таким сильным, потому что все уже были оглушены. Затем посыпались осколки, и в первую секунду стало ясно, что мы подверглись атаке дрона.

Нужно было быстро принимать решение о том, что делать дальше. Когда дрон атакует автомобиль, обычно есть два варианта: либо машина загорится, либо за первой атакой последует новая. Иногда за автомобилем охотятся сразу два БПЛА — один подбивает, другой добивает.

Спустя 2-3 секунды после атаки стало очевидно, что нужно очень быстро покинуть автомобиль. Рядом со мной сидела Изабелла Либерман, и я спросила ее: «Белла, прыгаем?». Она ответила: «Дверь!». Я открыла дверь, и мы с ней по очереди выпрыгнули из машины, которая все еще двигалась. За рулем находился наш коллега из «РИА Новости», который пытался остановить автомобиль, но не смог. В какой-то момент он врезался в препятствие и покинул машину последним. Если бы автомобиль загорелся, возможно, его бы тоже не стало. К счастью, этого не произошло.

Искореженный автомобиль, в котором ехали журналисты.

«Саша погиб мгновенно, у него не было шансов»

Вероятно, нас атаковал дрон-камикадзе или боеприпас был сброшен сверху. Он полностью поразил нашего коллегу Александра, который сидел на переднем пассажирском сиденье. Он погиб мгновенно, у него не было шансов на выживание. Остальные четверо из нас остались в живых и смогли покинуть машину. Мы получили довольно легкие ранения.

Военкор "Блокнот Донецк" Изабелла Либерман находилась в той же машине, она также получила осколочные ранения, ушибы и ссадины.

Ситуация могла бы быть намного хуже, если бы использовался осколочный боеприпас, так как в таких атаках люди могут получать серьезные ранения, вплоть до потери конечностей. Контузия, с которой я сейчас нахожусь в больнице, — это серьезная проблема, но не самое страшное, что могло бы произойти.

Светлана Ларина проходит лечение в Волновахской районной больнице.

Как вы узнали о трагедии, произошедшей с вашим коллегой?

Следует отметить, что до недавнего времени трасса Донецк-Горловка была полностью закрыта из-за близости линии боевого соприкосновения, проходящей в направлении Авдеевки. Эта дорога была сильно повреждена, и после освобождения Авдеевки она все еще находилась под обстрелом ствольной артиллерии ВСУ. Позже начались атаки дронов. Мы думали, что на какое-то время наступило затишье, но, к сожалению, это оказалось не так.

Когда мы с Изабеллой выпрыгнули из машины, я была сильно оглушена. В ушах стоял сильный звон, и, выпрыгивая на ходу, я приземлилась на асфальт, что было очень болезненно. Я несколько раз перекувыркнулась, и в темноте, которая окутала трассу, ничего не было видно. В голове у меня был туман, а в глазах — звездочки, и я не понимала, где нахожусь.

Я услышала голос Изабеллы, которая звала меня. Мы встретились, и кто-то из наших коллег закричал, чтобы мы бежали в лес. Мы знали, что существует опасность, что за нами может следовать еще один беспилотник, поэтому быстро побежали в лесополосу и спрятались среди деревьев.

Когда к нам подошли другие ребята, они начали осматривать нас на наличие повреждений. У них были осколочные ранения от стекол на лицах. У Изабеллы был синяк и несколько осколочных ранений, а у меня лицо было целым, так как меня защитило сиденье. Мы осмотрели друг друга и заметили, что Саши нет.

Я спросила у Миши, корреспондента РИА Новости, где Саша. Миша, который выходил из машины последним, сказал, что Саши больше нет. Я спросила, можно ли ему помочь, на что Миша ответил, что нет.

Времени на осознание трагедии не было. В тот момент нам нужно было принимать решение о том, как спастись, ведь мы находились в лесополосе рядом с подбитой машиной, к которой подходить было опасно. У нас не было связи — ни сотовой, ни какой-либо другой. Вокруг была кромешная тьма, и лесополосы или поля могли быть заминированы.

Мы не знали, что делать, как выбраться из этой ситуации и как забрать тело Саши. Недавно была подобная ситуация с волонтерами, которые также попали под атаку БПЛА, они много дней не могли вытащить тело товарища из поврежденной машины. Поэтому было важно забрать Сашу с собой.

К счастью, нам встретились военнослужащие российской армии, которые оказали помощь. Они предоставили первую медицинскую помощь и вызвали санитарный транспорт, чтобы забрать Сашу, чтобы мы не делали этого сами. Мы очень благодарны им — если бы не они, я не знаю, как бы мы справились с этой ситуацией. На ночной дороге, которую могли контролировать дроны, нам было бы очень сложно добраться до Донецка. Мы находились ближе к Горловке, и возвращение туда тоже было бы небезопасным.

Что ты можешь сказать о своем погибшем коллеге? Каким он был человеком и профессионалом?

Светлана Ларина и Александр Мартемьянов

Я познакомилась с Сашей до 4 января, но только заочно. Оператор и журналист «Блокнот Донецк» Игорь Шинкаренко очень близко дружил с ним. Они много лет работали вместе, снимая последствия обстрелов ВСУ в Донецке и других городах, включая Мариуполь. Саша часто делился с нашей редакцией видео из своих поездок. Одно из его замечательных видео запечатлело кота, которого он кормил, проезжая мимо освобожденного населенного пункта, где больше не осталось людей или военных — только этот кот.

Саша всегда заботился о животных. Даже в Горловке, когда мы работали вместе, он купил сосиски и накормил раненую в результате обстрела собаку. В тот день, 4 января, мы с ним снимали последствия обстрелов в Горловке. ВСУ тогда ударили снарядом 155-го калибра, который был начинен кассетными суббоеприпасами. В результате обстрела возле магазина, из которого выходили покупатели, пострадали 10 человек.

После того как мы сняли последствия обстрела магазина, мы направились в Дом культуры, который тоже пострадал от удара. Пока мы работали, рядом с нами дрон ударил по гражданскому автомобилю. У нас был дронодетектор, который постоянно сигнализировал о приближении дронов, и нам приходилось прятаться в подъездах и передвигаться окольными путями. Саша делился со мной полезными советами о том, как действовать в таких ситуациях, например, что нельзя бежать при появлении беспилотника.

Саша был профессиональным журналистом, он сам был родом из Донбасса. Он очень переживал за судьбу своего края и работал корреспондентом, с 2014 года показывая, что происходит на Донбассе из-за действий киевского режима. Его знали местные жители в Горловке, и он, в свою очередь, всегда готов был помочь им. Он был, пожалуй, единственным журналистом, который не боялся снимать последствия обстрелов в этом опасном городе, где действует вражеская артиллерия и высокая активность дронов.

В тот день мы с Сашей после съемок зашли к одной знакомой женщине с конфетами, она угостила нас чаем. Мы почитали местную газету и затем поехали домой вместе.

 Изабелла и Миша из РИА Новости в это время находились в Казанской церкви, куда привезли гуманитарную помощь. Когда мы завершили свою работу, собрались и отправились в сторону Донецка. И, к сожалению, произошло то, что произошло.

Как ты считаешь, что вас спасло?

Я не могу точно сказать, что именно нас спасло. В первую очередь, это то, что нас не поразил осколочный боеприпас. Если верить в знаки судьбы, то стоит отметить, что когда Изабелла и Миша были в Казанской церкви, батюшка подарил им иконы и благословил их. У меня тоже есть крестик, который, возможно, стал символом защиты.

Перед происшествием священник подарил иконы корреспондентам.

Можно долго гадать, почему мы остались живы, а Саша — нет. Весь удар боеприпаса принял на себя Саша, который сидел впереди в автомобиле. Невероятно больно и обидно, что враг просто не оставил ему шансов. У меня лишь два осколка в руке и ноге, а большую часть травм я получила, выпрыгивая из машины. Конечно, у меня есть контузия, но руки и ноги на месте, что главное. Если бы удар пришелся в другом месте, последствия могли бы быть и для нас гораздо более серьезными.

У Светланы после трагедии ушибы, ссадины, осколочные ранения и контузия.

Как ты справляешься с травмами и эмоциональным состоянием после пережитого? Были ли моменты, когда чувствовала, что не сможешь продолжать работать?

Стресс после пережитого очень сильно смягчили ребята, которые были рядом. Первые дни мы все пострадавшие находились вместе, общались с Изабеллой и старались настроиться на позитив. Нам действительно повезло, что мы выжили и остались целыми. Работа тоже помогла мне отвлечься. Я сразу поехала на съемки в монастырь в Никольское, что помогло мне не углубляться в свои переживания.

Мои коллеги также пережили свои травмы и обстрелы, и их поддержка была для меня очень важна. В такой обстановке легче осознать, что происходит, и я не испытываю сильного посттравматического стресса. Если бы я оказалась дома, в спокойной обстановке, это было бы гораздо тяжелее. Я благодарна своим коллегам за поддержку, которую они мне оказали. Сейчас мне трудно работать из-за контузии — иногда сложно вспомнить слова или продолжить фразу. Но мои коллеги берут на себя всю нагрузку и помогают мне как морально, так и в работе.

Как ты поддерживаешь связь с семьей? Что они говорят о твоей работе и о том, что произошло?

Я ежедневно общаюсь с семьей. У меня есть мама, а также жена моего отца, и я активно поддерживаю связь с обеими. Муж был первым, кому я рассказала о случившемся, как только у нас появилась возможность связаться. 

Светлана Ларина с супругом Павлом

К счастью, мои родные хорошо понимают меня и просто поддерживают, просят быть осторожной и не проявляют сильных эмоций. Когда я начала работать в Донецке, я заранее подготовила их к тому, что здесь идет война и может произойти что угодно. Здесь даже простая прогулка в магазин может закончиться обстрелом. Все они переживают за меня, но стараются не показывать этого.

Сейчас, находясь вдали от дома, я делюсь своими переживаниями в социальных сетях, чтобы родные могли видеть, как у меня дела. У меня не хватает времени, чтобы постоянно говорить всем своим родным, что со мной все в порядке, как я прохожу лечение, как я себя чувствую.

 Процесс восстановления немного странный: контузия вызывает проблемы с сосудами, и я чувствую себя как «человек-барометр». Изменения погоды могут сильно влиять на мое состояние — иногда у меня болит голова или кружится, и я чувствую тошноту просто из-за дождя или тумана. На следующий день может быть совершенно другое состояние, и я сообщаю родным, что мне стало легче. Но к вечеру состояние может ухудшиться. Это сложный процесс лечения, поэтому я делюсь всем в социальных сетях, чтобы родные понимали, что происходит.

Я даже откровенно рассказала все бабушке, которой 87 лет, и спешила сообщить ей о случившемся еще до того, как она увидела новости. Я сказала ей: «Бабушка, я жива, у меня все в порядке, руки и ноги на месте». Она немного поплакала, но я старалась объяснить, что произошло, и это помогло ей успокоиться. Я делюсь своими чувствами и переживаниями с родными, и это также помогает им легче воспринимать ситуацию. Мы постоянно на связи.

Светлана с бабушкой

Какой урок ты извлекла из этого трагического опыта?

Я извлекла один важный урок: нужно продолжать делать то, что правильно для твоего сердца. Мое сердце говорит мне, что моя работа здесь, на Донбассе, и я хочу продолжать рассказывать о жизни людей в этом регионе. Я уверена в правильности своего выбора и действий, и это — главный урок, который я вынесла из всего произошедшего.

Как ты себя чувствуешь сейчас в госпитале? Как протекает лечение после контузии?

Я нахожусь в Волновахской районной больнице, где замечательный персонал. Больница была разрушена в ходе боевых действий, но восстановлена усилиями Ямало-Ненецкого автономного округа. Здесь внимательный главный врач, работают отличные врачи, включая специалистов из Москвы, Ямала. Мой лечащий врач из Уфы — это прекрасный специалист, который приехала сюда сразу после моей госпитализации. Медсестры и санитарки — местные жители, которые сами пережили войну и знают, как помогать людям, пострадавшим от боевых действий.

Здесь проходят лечение люди, эвакуированные из прифронтовой зоны, и практически каждый пациент сталкивался с последствиями войны. Лечиться здесь мне легче и проще, чем, например, в Волгодонске. Врачи понимают, что такое контузия и как ее правильно лечить. Они подходят к этому как к серьезному заболеванию, а не просто назначают витамины и отправляют домой.

Морально также легче, когда вокруг тебя люди, которые пережили подобные испытания. Здесь есть пациенты, пострадавшие от атак дронов, у которых есть ранения и ушибы. Врачи и пациенты — все мы сталкивались с войной, и это создает особую атмосферу понимания. Я надеюсь, что в нашей стране будет больше таких современных и отличных больниц, как Волновахская районная больница. Это одна из лучших больниц, которые я видела, и я надеюсь, что в Волгодонске появится что-то подобное. Персонал здесь невероятно внимательный и дружелюбный, они полностью отдаются своей работе.

Какие мысли и эмоции посещают в больнице? Вспоминаешь произошедшее?

Самое сложное для меня — говорить о произошедшем спустя время. Когда мы давали интервью сразу после инцидента, было легче делиться своими переживаниями. Сейчас, когда я вспоминаю эти моменты, мне гораздо труднее. Я начинаю лучше понимать людей, которых сама интервьюирую, и бойцов, с которыми общаюсь. Особенно сложно возвращаться к тем событиям, когда уже прошло время и ты пережил их. Поэтому стараешься не возвращаться в прошлое, а двигаться дальше. Я извлекла уроки из произошедшего и пытаюсь жить с этим. Отвечая на вопрос о мыслях и эмоциях, могу сказать, очень сложно ответить на этот вопрос.

Надо жить дальше и делать все для того, чтобы наступил мир. Вот и всё. Единственное, что может прийти в голову в данный момент.

«Безопасность повысить может только мир»

Как ты считаешь, что нужно сделать, чтобы повысить безопасность журналистов в зоне конфликта?

Я не знаю, как можно повысить безопасность журналистов непосредственно. Есть еще вопрос, как повысить безопасность гражданских людей. После произошедшего многие жители Донецка спрашивают меня, не страшно ли мне работать в такой опасной обстановке. Я отвечаю им, что мы привыкли к этому, так же как и они, выходя каждый день на работу. Безопасность может повысить только мир. Конечно, необходимо иметь средства защиты и понимать, куда ты едешь, что должно быть с собой. Журналисты, как и бойцы, должны иметь оборудование для обнаружения дронов. Однако даже такие средства, как РЭБ, могут не сработать, если дрон находится в спящем режиме. Бойцы рассказывают, что враг использует такую технологию: дрон приземляется и не виден для средств обнаружения. Когда он видит цель, он резко взлетает и атакует. Это делает ситуацию непредсказуемой. Именно такой, спящий, дрон и поразил наш автомобиль.

К примеру, в Горловке, где мы снимали сюжет, мирные жители постоянно под угрозой атак дронов. Они видят, как дрон летит, и не знают, будет ли он сбрасывать боеприпасы или просто следит за ними. Чтобы повысить безопасность, нужно отодвигать линию фронта и разрабатывать новые средства защиты от дронов, а также обеспечивать индивидуальную защиту — каски и бронежилеты. Однако в некоторых случаях и бронежилет может оказаться бесполезным, если дрон атакует. Это очень сложный вопрос, который, наверное, требует компетенции Министерства обороны Российской Федерации. Но каждый, кто приезжает в эту зону, должен понимать, что он может оказаться под обстрелом или атакованным беспилотником, поскольку их у врага очень много, огромное количество, и они их не жалеют. Понятно, что они с военными борются, но и на гражданских своих дронов они не жалеют совершенно.

Какой момент из того страшного дня запомнился больше всего и почему?

Я хорошо помню момент, когда нас эвакуировали военнослужащие от места происшествия и вызвали санитарную помощь. Сначала мы с Изабеллой думали, что военнослужащие отвезут нас в Донецк, и это казалось безопаснее. Но когда нам сказали, что за нами приедет санитарный транспорт с красными крестами на борту, мы с Изабеллой обменялись испуганными взглядами. В тот момент наверное у обеих промелькнула мысль остаться у военнослужащих на ночь, потому что ехать по ночной трассе в машине с красным крестом было еще страшнее. Специальный транспорт становится лакомой целью для врага, и мысль о том, что мы можем попасть под удар снова, вызывала настоящий страх. Но, к счастью, мы справились с этим. Мы загрузились вместе с телом Саши в санитарный транспорт, и нас благополучно довезли до больницы имени Калинина в Донецке.

Я хочу еще раз поблагодарить военнослужащих, которые оказались рядом в тот день и помогли нам. Не представляю, как бы мы самостоятельно в итоге выходили из этой ситуации, в которой мы оказались. Мало ли, вдруг меня кто-то из них увидит. Ребят, спасибо вам большое.

Ты родом из Волгодонска? Как твое детство и юность повлияли на карьеру и выбор профессии?

Я родом из России, всем так говорю, но родилась в городе Цимлянске. В детстве ходила в детский сад и первый класс в Волгодонске, а также некоторое время жила и училась в хуторе Паршиков Цимлянского района. 

Светлана Ларина в детстве

Позже училась в Ростове-на-Дону в Училище Олимпийского резерва и начала свою профессиональную карьеру в Цимлянске, а сейчас работаю в Волгодонске и Донецке.

Хотя я родилась в Ростовской области, моя семья по отцовской линии из Тамбовской области, а по материнской — из Псковской. Поэтому мне проще сказать, что я из России. Мне трудно назвать какой-то один город своей родиной, но основное время я провела в Волгодонске.

Что касается моего выбора профессии, я часто вспоминаю один эпизод из пятого класса. В тот день в Волгодонске произошел теракт, и мы с мамой, которая одна воспитывала меня и моего младшего брата, оказались в сложной ситуации. В тот день я пошла на тренировку, и, когда вернулась домой, узнала, что школа закрыта.

Теракт в Волгодонске оставил свой отпечаток в душе Светланы. Уже в детстве она узнала, как ужасен терроризм.

Мама в тот день была на работе, очень волновалась и попросила меня забрать брата из детского сада, чтобы мы потом поехали к бабушке с дедушкой в деревню. Детские сады тогда тоже закрывались, и мой брат оставался один с воспитательницей. В итоге из города нас забрал редактор цимлянской районной газеты «Придонье» Николай Павлович Сивашов, который снимал последствия теракта. 

По дороге я помогала перекладывать мокрые свежие фотографии, которые он сделал. Этот момент стал для меня первым знакомством с журналистикой, связанной с риском и человеческой болью. А моя мама тогда работала в социальной службе и помогала пострадавшим, после рассказывая мне их истории. По образованию мама географ, и с детства она прививала мне интерес к геополитике и объясняла, почему происходят войны.

В итоге, после окончания лицея, я устроилась работать секретарем в газету «Придонье», где быстро научилась верстать газету и писать статьи. Меня обучали журналисты старой советской школы, и я поняла, что люблю писать. Судьба привела меня к тому, что сейчас я пишу и рассказываю о важнейших событиях.

Где ты работала до «Блокнот Донецк» и как осмелилась возглавить редакцию в таком неспокойном регионе?

До «Блокнот Донецк» я работала информационным редактором в СМИ «Дондей-Волгодонск», а до этого — в газете «Волгодонск». Именно в этой газете я окончательно сформировалась как самостоятельный журналист и начала, в том числе, писать о событиях на Донбассе и пятой колонне. Тогда некоторые люди воспринимали наши материалы о пятой колонне как шутку, но со временем это стало реальностью. Работа, которую мы выполняли, оказалась важной, и сейчас мы продолжаем отстаивать интересы нашей страны. Этот опыт помог мне легче принять предложение о работе в Донецке.

В процессе подготовки материала для книги Олега Пахолкова.

Кроме того, перед тем, как стать редактором «Блокнот Донецк», я записывала мысли Олега Владимировича Пахолкова для его книги, и его целеустремленность вдохновила меня. Я, наверное, пропиталась его определенными жизненными установками, принципами, которые позволяют добиваться успеха, и поэтому каких-то сомнений, переживаний и страха не было, я твердо решила поехать, пойти, стать журналистом, редактором абсолютно новой редакции, абсолютно нового СМИ в другом регионе - еще пока в чужом для меня регионе. Ведь, на самом деле, мы дончан то до этого видели только по телевизору. Но мне было очень легко, на самом деле решиться, без страха, без сомнений, без каких-то там внутренних переживаний. И я считаю, что мы делаем правое дело здесь, в Донецке. «Блокнот» делает правое дело, потому что мы не только рассказываем о том, что здесь происходит читателям из других регионов, мы, в первую очередь, помогаем здесь людям, точно так же, как и «Блокнот Волгодонск» помогает жителям в Волгодонске отстаивать их какие-то интересы. Здесь проблем очень много. Решать их надо. Решать их тяжело, сложно и без поддержки средств массовой информации, к сожалению, люди иногда не могут достучаться. СМИ чаще всего здесь либо федеральные, либо частично бюджетные. Но некоторые проблемы, которые жители хотят поднять, могут поднять только такие частные СМИ, как «Блокнот». И мы это делаем, и я горжусь тем, что могу быть частью этой работы.

«Я чувствую себя солдатом информационного фронта»

Твоя работа в «Блокнот Донецк» требует смелости и решимости. Что тебя вдохновляет продолжать делать свою работу в таких условиях?

Я являюсь редактором «Блокнот Донецк» с момента его открытия в январе 2023 года. В редакцию я пришла после того, как записывала мысли Олега Владимировича Похолкова, которые вышли в его книге. Когда он предложил мне возглавить Донецкую редакцию, я без раздумий согласилась, потому что чувствую, что служу своей Родине. «Есть такая профессия», как говорится...

Я считаю себя солдатом информационного фронта, рассказывающим о жизни в нашем непростом регионе. У нас несколько задач: показать героизм гражданского населения, которое стойко переносит испытания, и отдать должное нашим военнослужащим, которые рискуют своими жизнями, защищая нашу страну. Враг очень опасен, и я вижу, как страдают мирные жители.

Я общалась с людьми, которые пережили ужасы войны, и понимаю, что важно доносить правду о происходящем в Донбассе. Мы помогаем жителям решать их проблемы, особенно в сфере ЖКХ, и защищаем их права. Это вдохновляет меня продолжать работу. Я не знаю, можно ли назвать это смелостью, но для меня это — долг. Я выбрала профессию журналиста и хочу работать здесь, рассказывая правду о том, что переживают жители Донецка и Донецкой Народной Республики.

Ты работаешь удаленно из Волгодонска? Как часто бываешь в Донецке?

Да, я стараюсь бывать в Донецке как можно чаще, желательно каждый месяц или хотя бы раз в два месяца. Живое общение с коллективом и людьми очень важно для меня. У нас в Донецке замечательный коллектив, и я горжусь тем, что работаю с такими талантливыми ребятами.

Личное присутствие играет большую роль в поддержке команды. Работать удаленно значительно сложнее. В начале у меня возникли серьезные трудности, в том числе психологические. В 2023 году Донецк подвергался обстрелам каждый день, и когда ты сидишь за компьютером, пишешь новости и получаешь фотографии с мест обстрелов, переживания за своих людей становятся невыносимыми. Каждый раз я волновалась, в каком районе сегодня произошел обстрел, и живут ли там мои журналисты. Я постоянно звонила и писала им: «Как дела? Где ты? В подвале или в подъезде? Выбило ли у тебя стекла?».

Коллектив редакции "Блокнот Донецк"

Помню, в один из таких дней весной, когда обстреливали центр города, у меня было двое коллег в этом районе: одна находилась в подъезде, а другая уехала. Мы все очень переживали друг за друга и продолжали писать новости. А вечером, выходя из офиса в Волгодонске, я видела мирную жизнь: цветущий город, люди, занимающиеся своими делами, яркое солнце. Это создавало сильный внутренний диссонанс и усиливало мои переживания. Со временем я привыкла к такому режиму работы и научилась разделять эти два мира. В Волгодонске жизнь идет своим чередом, а в Донецке, к сожалению, ситуация остается напряженной. Иногда я чувствую то, что, вероятно, испытывают солдаты, но их ситуация, конечно, намного сложнее. Возвращаясь домой, сложно адаптироваться к мирной жизни, когда ты не понимаешь, что происходит вокруг, и не можешь просто слиться с окружающими.

Светлана с коллегой Изабеллой Либерман

Какие чувства испытываешь, когда снова садишься за написание статьи после всего пережитого? Есть ли возможность работать из госпиталя?

Возвращение к основной работе физически дается мне тяжело из-за контузии. На третий-четвертый день после происшествия я поехала на съемку в Никольское, где передавали гуманитарную помощь в монастырь. Эта поездка отвлекла меня от переживаний и негативных мыслей. Я была рада увидеть храм и монастырь, и особенно порадовалась, что нижний храм остался цел. Там живут монахи и монахини.

Однако писать тексты оказалось для меня очень сложно после произошедшего. Из-за контузии мне тяжело сосредоточиться и думать. Я не могла читать книги, так как у меня начинала кружиться голова. Сейчас, спустя время, я уже более-менее пришла в форму. Мои коллеги долго просили меня записать интервью, но я физически не могла это сделать, так как не могла сформулировать мысли. Недавно я написала свою первую большую статью с начала января и была безумно рада этому. Хотя написание заняло много времени и сил, я счастлива, что мой мозг снова начинает работать. Мой мозг — это мой хлеб, и я рада, что постепенно восстанавливаюсь, иду на поправку.

Что касается эмоциональных переживаний, вспоминать и рассказывать о произошедшем становится все тяжелее с течением времени. Но сильных переживаний нет. Если есть цель и ты видишь ее, ставишь перед собой задачи, то просто продолжаешь двигаться вперед. Мы продолжаем делать свою работу, несмотря на трудности.

Как ты относишься к идее написать о твоих переживаниях и поделиться ими с другими?

Я считаю, что делиться своими переживаниями очень важно, и это может помочь другим людям. Я сама сейчас нахожусь в подобной ситуации. Говорить об этом непросто, и среди пациентов есть люди, с которыми можно было бы записать интервью. Я понимаю, как им тяжело рассказывать о том, что с ними произошло, и многие из них пока не готовы делиться своим опытом. Теперь я осознаю, почему многие бойцы не хотят говорить о своих переживаниях, когда мы их об этом спрашиваем. Люди, пострадавшие от действий киевского режима, часто говорят: «Нет, я хочу скорее забыть это». Но делиться своим опытом важно. Я поняла, что когда рядом находятся люди, пережившие то же самое, легче выйти из состояния отчаяния и не закрываться в себе.

Какие у тебя надежды и мечты на будущее?

Я мечтаю о том, чтобы «Блокнот Донецк» стал ведущим СМИ в Донецкой Народной Республике. Это не просто мечта, это моя цель, к которой я стремлюсь. Я открыто говорю об этом всем своим знакомым и друзьям. Верю, что у меня есть силы и ресурсы для того, чтобы осуществить эту цель.

Есть ли у тебя ритуалы или привычки, которые помогают справляться с тревогой в стрессовых ситуациях?

У меня есть несколько привычек и ритуалов, которые помогают мне в стрессовых ситуациях. Например, я часто звоню маме. Как и у многих, у меня с ней хорошие отношения, и когда мне тяжело или тревожно, я просто обращаюсь за поддержкой к маме. Мы все остаемся детьми в душе, даже если пытаемся казаться взрослыми.

Кроме того, перед поездкой в Донецк у меня есть особый ритуал: я всегда заезжаю в храм на набережной, молюсь там, а потом продолжаю путь. Последнее время я предпочитаю ездить ночью и выезжаю из Волгодонска в три часа ночи. Эта молитва перед поездкой помогает мне справляться с тревогой, когда я еду в неспокойный регион.

«Мы находимся в тылу благодаря тем, кто сражается»

Как проводишь свободное время, когда есть возможность отдохнуть?

На данный момент работа и семья занимают у меня почти все время, и я не могу сказать, что у меня есть свободное время. Если оно появляется, я стараюсь немного поспать. Мне очень хочется, чтобы мир наступил как можно скорее, чтобы я могла спокойно путешествовать и не переживать о происходящем. Пока я работаю редактором СМИ в регионе, где постоянно что-то происходит, я не позволяю себе расслабляться. Пока я в больнице, мой коллектив из «Блокнота Донецк» позволяет мне в обед поспать или посмотреть сериал, что помогает мне немного отдохнуть. А вообще я мечтаю побывать во Владикавказе и в целом на Кавказе, а также съездить на Дальний Восток. Вот такой бы отдых я себе выбрала.

Есть ли у тебя хобби или увлечения, которые помогают отвлечься от тяжелых мыслей? Ведь тебе часто приходится писать не самые позитивные статьи.

Да, у меня есть хобби, которое появилось совершенно случайно. Это случилось в августе, когда наш военный корреспондент Изабелла Либерман находилась в Курской области. В тот день она постоянно присылала новости о ситуации на Курской АЭС, где происходили непонятные события — то ли эвакуация, то ли нет. ПВО работало в Курске, и Изабелла ездила по региону, присылая видео с обстановкой. Мы весь день работали над информацией, а после враг ударил и по Донецку, и торговый центр начал гореть. Все эти события накладывались друг на друга, и я понимала, что, возвращаясь домой поздно вечером, не смогу уснуть из-за переживаний за день. Я не могла отложить телефон и остановить работу.

В какой-то момент я заехала в магазин и купила раскраску — картину по номерам. Начала рисовать, и это хобби стало для меня настоящим спасением. Когда я занимаюсь раскраской, я не беру в руки телефон, и мои мысли не связаны с работой или домашними заботами. Это действительно тот момент, когда я могу отвлечься и позволить своему мозгу и телу отдохнуть.

Часто вспоминаешь детство?

Да, я часто вспоминаю детство. Считаю, что у меня было очень счастливое детство, большую часть которого я провела у бабушки с дедушкой в деревне. Дедушка был охотником, у нас были лошади, коровы, козы, свиньи. Мы с сестрой, братьями и нашими друзьями катались на лошадях и гоняли на велосипедах по полям. Это было прекрасное время.

Юная Светлана с мамой и братом

Самое запоминающееся воспоминание из детства — когда мне было три года, я стояла на крыльце у бабушки и дедушки, и навстречу мне шел молодой человек в военной форме — мой дядя, который только что вернулся из армии. Я кинулась ему на шею с криками: «Дядя вернулся!». Он привез бабушке коробку конфет и нам с братом резиновые игрушки. Я так ярко помню это событие, что, когда рассказываю родственникам, они удивляются: «Как ты можешь это помнить? Ты была слишком маленькой!». Это самое яркое и приятное воспоминание из моего детства.

Поддерживают ли тебя друзья? Много у тебя друзей?

>

Мои друзья, безусловно, меня поддерживают. Когда я была в Донецке, ко мне приезжала близкая подруга Олеся Дорганева. Она привозила гуманитарную помощь для детей, и было очень здорово встретить ее здесь, на Донбассе.

Светлана с подругой Олесей Дорганевой

 Также мой директор и близкий человек, Алексей Плотников, всегда на связи и поддерживает меня. У меня много друзей и семья, которые меня поддерживают. Друзья — это те люди, которых мы выбираем сами. 

Светлана с другом и директором "Блокнот Донецк" Алексеем Плотниковым.

Здесь в Донецке у меня тоже появились близкие сердцу люди. Всем спасибо большое вам, дорогие мои. Правда, вы очень хорошая поддержка. Я вам благодарна.

Какие качества ты ценишь в людях больше всего?

В первую очередь, я ценю честность. Иногда лучше сказать неприглядную правду, чем юлить и придумывать что-то. Также для меня важна решимость в действиях. Многие могут говорить, но не делать, или не говорить и не делать. Я очень ценю людей, которые умеют действовать и делают это решительно.

Если бы у тебя была возможность изменить что-то в своей жизни, что бы это было?

Если бы у меня была возможность что-то изменить в своей жизни, я бы выбрала миллион долларов и не стала бы менять ничего в своей жизни. Наша жизнь и опыт — это уроки, которые мы принимаем. Я считаю, что жалеть о чем-либо не стоит. Нужно делать выводы на основе ошибок, меняться и двигаться вперед, стремясь к своим целям, не сожалея ни о чем.

Какое послание ты хотела бы донести до людей, читающих твою историю?

Мое главное послание для всех читателей: здесь идет война, и страдают мирные жители. Если вы считаете, что наша страна неправильно поступает, то, возможно, вам стоит покинуть страну. Мы не развязывали эту войну, и каждый, кто пережил ее с 2014 года, подтвердит это. Я общаюсь с бойцами и мирными жителями, и у меня есть только одно послание: мы находимся в тылу благодаря тем, кто сейчас сражается. Давайте поддерживать наш фронт и помогать жителям новых регионов, которые защищают нас от угроз. Поэтому давайте как тыл подниматься, как и Великую Отечественную войну, и всеми силами помогать нашему фронту, помогать жителям новых регионов, которые собой закрывают ту нечисть, которая может прорваться на нашу территорию. А она может прорваться, и западных ресурсов у врага для этого очень много. Я считаю, что все мы должны быть единым кулаком. Те люди, которые находятся здесь с оружием в руках, те мирные люди, которые находятся здесь и продолжают работать в регионах, и те, кто живут в отдаленных регионах, мы все должны всячески поддерживать фронт для того, чтобы поскорее наступил мир, по-другому никак, - поделилась с читателями «Блокнота» в откровенном интервью Светлана Ларина.

История Светланы Лариной — это не просто рассказ о том, как военкоры и журналисты, освещающие события СВО, ежедневно сталкиваются с опасностями в своей работе. Это история о смелости, решимости и желании донести правду в условиях войны. Каждый их день — это борьба за жизнь и за право говорить о том, что происходит. Каждый день, рискуя жизнью, они совершают подвиг ради честных новостей на наших экранах.

Погибшего 4 января корреспондента «Известий» Александра Мартемьянова, который в момент вражеской атаки ехал в машине со Светланой Лариной и другими журналистами, Президент России Владимир Путин наградил орденом Мужества посмертно. Александра похоронили с почестями в Донецке на Аллее героев кладбища «Донецкое море».

Ирина Литвинова

Новости на Блoкнoт-Волгодонск